Для сравнения, абзац про слона из старой ещё повести "Великий дух и беглецы" (на всю жизнь запомнился):
Потом он снова шел. И ему казалось, что за ним следует слон. Большой белый слон с упругим хоботом и вислыми ушами. Слон топал по песку и подгонял Павлыша. Слон был видением. Твари тоже были видением. Огонек был видением. Ничего в самом деле не существовало - только песок и вода. Вода была зеленая и добрая. В ней мягко лежать. Она понесет обратно, к кораблю, положит у люка, и Глеб Бауэр, сам, своей волей вышедший из анабиоза, подойдет, возьмет Павлыша на руки, отнесет в каюту и скажет: ты молодец, Слава, ты далеко ушел.
И вот абзац из "Смерти":
Обратно к гостинице Шубин пошел другой улицей - заблудиться было трудно, город распланировали в девятнадцатом веке по линейке. Стало теплее, и белый снег остался только во дворах. Крыши были мокрыми, тротуары и мостовые покрывала кашица, которая брызгала из-под колес набитых народом автобусов. Над очередью, что стояла за грейпфрутами, висел приклеенный к стене неровно написанный лозунг: "Защитим чистый воздух!" Борьба за чистоту окружающие среды, отраженная в лозунге, висевшем слишком высоко, чтобы его не сорвали походя, вызвала в Шубине раздражение. Он вспомнил о Борисе и ощутил сочувствие к химзаводу.
Солнце блеснуло сквозь сизые облака, и сразу же его закрыла туча. Пошел холодный дождь. Очередь покорно мокла, накрывшись зонтиками. Шубину показалось, что дождь воняет, и он пожалел, что не взял зонтика.
Что-то в его описаниях стало правдивее, но злее. Однако это всё-таки довольно интересно читать. Просто очень другой, странный Булычёв. Мне больше нравился тот, который написал "Можно попросить Нину".
Вообще, этот, второй Булычёв чем-то похож на Стругацких. Однако те никогда не были сказочниками; фантазёрами - может быть, но у них всюду сквозила, больше ли, меньше ли, эта язвительность, готовность разить, сподвигать, капать ядом по больному. Такие люди не пишут сказки, потому, что сказочнику важно доверие. В сказку веришь только тогда, когда не ждёшь грязи. Сказочники говорят о добром, чистом.
Булычёв-прежний был сказочником, а такой вот переходный Булычёв, откуда ни возьмись, оказался даже неплохим, но - просто фантастом. Даже социальным фантастом. Даже почти не фантастом уже. Странно. Хотя дальше он что-то совсем больное и неприятное писал, всё равно странно.