О городах

[himself]

Во мне живёт какое-то ужасное отвращение к спальным районам. Я их ненавижу. Мне противно по ним ездить, думать о них, видеть их на фотографиях. Такая вот фобия.

Не любой спальный район неприятен. Старая советская планировка, с бесконечными жёлтыми десятиэтажками и многочисленными дворами, утопающими в деревьях, мне нравится. Мой посёлок мне нравится - здесь много старых домов, много деревьев, парк с грязным прудом.

Я не люблю Бутово.

(И много чего другого, скрытого под катом)

Что-то неприятное есть в этом районе, построенном на свалке. Какие-то миазмы витают в воздухе, от которых спина покрывается потом. Солнечная пустошь с оврагами и буераками, по которой натыканы белые новенькие здания, вокруг них раскатан асфальт и построено метро. Одинаковые детишки, возящиеся в грязи у края асфальта. Одинаковые мамаши с пуделями на поводках. Соты пчелиного роя. Я никогда не смог бы чувствовать себя в таком районе "дома".

Я не люблю эти шумные городские улицы окраин, бесконечные проспекты и перекрёстки, бесчисленные здания по сторонам. Не люблю однообразные магазинчики и вагончики со сникерсами. Влезающие в любую щель. Неухоженные. Неуютные.

Уж если жить в большом городе, то - не так. В небоскрёбах. Забетонировать землю на три метра вглубь. Расчертить весь город на квадраты. Понастроить серых небоскрёбов в триста этажей с одинаковыми квартирами и обзывать улицы "Тридцать-девятая стрит". Нью-Йорк. Во всяком случае, это серое однообразие спрячет грязь под бетоном. Штампованные квартиры, штампованное обслуживание, штампованные люди.

Во всяком случае, при такой системе можно замкнуться и не выходить на улицу. Можно вообще обходиться без улицы. Спустился на пару этажей в магазин, поднялся на этаж в прачечную. Твои знакомые - те, кто живут на этаж выше-ниже тебя.
А спальные районы, эти однообразные средоточения людей, лёгкие города - они, как и символы возрождения среднего класса, огромные магазины, внушают мне отвращение. Они слишком живо свидетельствуют, какое штампованное существо человек. Какие одинаковые у него потребности. Коляска у кассы, в ней еда, бытовая химия, расходные товары и пара дивидюков. Закупки на неделю: колбасу поесть, кино посмотреть, бумага туалетная. Есть что-то жуткое в таком смешении пищи для тела и для ума. Общество потребления, и хуже того, общество однообразия. Всеядное общество, винтики которого отлично смазываются и обеспечиваются всем необходимым, чтобы крутиться дальше, в одном-единственном магазине. В специальном магазине, где есть всё, что нужно винтику для счастливой жизни. А именно, кино и колбаса.

Когда-то размеры нашей планеты, наверное, защищали нас от подобных мыслей. Можно было выйти в поле, в лес, взглянуть на горизонт и подумать: надо же, а ведь и за тысячи километров отсюда люди так же встают, умываются, мучаются теми же проблемами. Но всё это оставалось далеко, где-то за горизонтом. Там, в Африке и в ссыльной колонии Австралии.
Сейчас достаточно взглянуть на громады стен монотонных зданий, утыканные окнами маленьких квартир с жильцами-муравьями, чтобы понять: да, мы все одинаковые. Мы столь одинаковы, что нас не различить. Нытики и весельчаки, умники и хулиганы, одиночки и компанейские парни, застенчивые и эпатажные девочки. Дворовые гитаристы и писатели в стол. Тысячи, миллионы одинаковых.

Наверное, районы с деревьями лучше, поскольку они немного скрывают эти масштабы. Расселяя людей, мы скрадываем свою вторичность. Да, они все есть, но они где-то там, а в своём дворе любой укажет вам лучшего гитариста.
Спальные же районы, при своей ужасной практичности, лишают людей последнего заслона. Нет своего двора, нет деревьев, за которыми можно спрятаться. Есть только своя квартира. Когда ты выходишь наружу, ты смешиваешься с толпой таких же, как ты. Не отличить.

Не представляю, как люди там живут.
Suman за размер поста, муза пришла невовремя. Если б я по своему желанию умел такие простыни писать